Тема поэта и поэзии в творчестве М. Ю. Лермонтова

Взгляды Лермонтова на поэта и поэзию изменялись по мере развития и углубления реалистических тенденций в его творчестве. Молодой Лер­монтов — романтик. Он смотрит на поэта как на одинокого избранника («Нет, я не Байрон, я другой, / Еще неведомый избранник). Лермонтовский поэт — «как демон, с гордою душою»; он «меж людей беспечный стран­ник, / Для мира и небес чужой» («Я не для ангелов и рая...»). Поэт живет своими мечтами, своими стараниями, которые недоступны «толпе»:

Но уже в ранний период творчества Лермонтов порой ставит под сомне­ние правомерность противопоставления одинокого поэта «ничтожной толпе»:

В зрелый период творчества, когда субъективный взгляд на жизнь по­степенно уступил место объективному изображению реальной действитель­ности, Лермонтов видит в поэте не одинокого провидца, глашатая «истин вековых», а народного трибуна.

Образ такого поэта, пророка и гражданина нарисован в стихотворении «Поэт».

Почему же поэт ставит глагол в прошедшем времени: «Звучал, как ко­локол на башне вечевой»? Он имеет в виду революционную поэзию дека­бристов и Пушкина как выразителя идей декабризма. В 20-е годы поэты «простым и гордым» стихом «воспламеняли бойца для битвы». Их стих «нужен был толпе, / Как чаша для пиров, / Как фимиам в часы молитвы». Лермонтов, таким образом, ратует за идейную поэзию. Недаром он срав­нивает поэзию с кинжалом, который может быть грозным боевым оружием и «игрушкой золотой». Материал с сайта //iEssay.ru

А как же относится Лермонтов к современной ему поэзии? По его убеж­дению, современный поэт «свое утратил назначенье». «Трагедия поэта в том, что он разобщен с народом и теми, кого Лермонтов называет толпой, — смешанным, разноликим окруженьем поэта.

Поэт, изображенный Лермонтовым, лишился в обступившем его «ветхом мире» права выражать свою подлинную сущность, утратил свое назначение и превратился в изнеженного любителя «блесток» и «румян». Он разошелся с толпой не только потому, что сам, предавшись поэтической игре, перестал понимать простую и трагическую правду толпы» (Д. Мак­симов. Не верь себе, 1839).