'Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святославля, внука Ольгова' - величайший памятник древнерусской литературы. Созданное, как устан
Тема: Слово о полку Игореве

Споры о подлинности «Слова о полку Игореве»

«Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святославля, внука Ольгова» — величайший памятник древнерусской литерату­ры. Созданное, как установлено исследователями, не ранее 1185-1187 годов и не позднее начала XIII века, «Слово» дош­ло до нас в составе гораздо более позднего сборника XVI века принадлежавшего библиотеке Спаса-Ярославского монастыря. История открытия и публикации этого древнейшего литера­турного памятника содержит в себе множество спорных вопросов, порой, почти детективных сюжетов. Это во многом объясняет то, что споры о подлинности «Слова» возникли практически сразу после его обнаружения и не утихают уже более двух столетии. Рассмотрим, в чем заключается основная аргументация скептиков, считающих «Слово» подделкой, и как их опровергают сторонники подлинности этого произве­дения древнерусской литературы.

Прежде всего, сразу вызвало сомнение то, что подлинник рукописи, случайно обнаруженной собирателем древнерус­ских рукописей графом А. И. Мусиным-Пушкиным в приоб­ретенном им у монахов сборнике рукописей, почти никто из серьезных исследователей не видел. Дело в том, что руко­пись существовала только в одном списке, с которого в 1795-1796 годах была сделана копия для императрицы Ека­терины II, а в 1800 году рукопись была переведена, снабжена вступительной статьей и примечаниями и опубликована. Первое издание «Слова» подготовил открывший его Мусин-Пушкин, правда, в сотрудничестве с лучшими археографами того времен Н. Н. Бынтышом-Каменским и А.Ф. Малинов­ским. Следует учитывать тот факт, что список был более поздним, чем само произведение, а потому он содержал мно­го ошибок и «темных» мест. При копировании из-за отсутст­вия в древнерусском тексте разделения на слова (все писа­лось сплошной строкой) количество ошибок еще больше увеличилось, особенно это касалось толкования отдельных образов, географических названий и имен. В первозданном виде со списком успели ознакомиться, кроме его публикато­ров, только такие знатоки древнерусских рукописей, как Н. М. Карамзин и А. И. Ермолаев. Карамзин сделал ряд выпи­сок из рукописи, а Ермолаев, один из лучших знатоков древ­нерусской палеографии того времени, определил время её написания — XV век, а также охарактеризовал почерк как полуустав. Больше подлинник не видел никто, поскольку оригинал, хранившийся в доме Мусина-Пушкина в Москве, погиб в пожаре 1812 года. Таким образом, в дальнейшем ис­следователям пришлось иметь дело не с оригиналом, а имен­но с тем первым изданием и царской копией, которые были сделаны Мусиным-Пушкиным. Эти тексты и стали единст­венными источниками сведении о древнерусском памятнике. Так определились объективные предпосылки сомнений в подлинности «Слова».

Но следует учитывать и тот факт, что скептические вы­сказывания появились еще до гибели оригинала, а его утрата только усилила доводы оппонентов. Субъективные предпо­сылки такой позиции порождены необычайно высоким ху­дожественным уровнем произведения. Далеко не все смогли согласиться с тем, что русская средневековая литература могла дать миру такой шедевр. Ведь тогда бытовало пред­ставление о «мрачном средневековье», неразвитости в куль­турно-художественном отношении Древней Руси и т. д. По­добную точку зрения высказывали в первой половине XIX века представители так называемой «скептической шко­лы» русской историографии, наиболее активным и последовательным из них был М. Т. Каченовский. Это направление развивало идеи критического отношения к историческим ис­точникам, заявленное в работах немецкого ученого Августа Шлецера, основанием которого было представление о низ­ком уровне культуры прошлого и исключительно поступа­тельном прогрессивном движении истории. Эти основания скептицизма расшатывались впоследствии по мере того, как уточнялись представления о культуре Киевской Руси, о ее архитектуре, живописи, ремесле, иностранных связях, соци­альном строе и т. д. Особенное значение имели открытия па­мятников древнерусской литературы XI-XII веков, высокий художественный уровень которых был несомненен: «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона, проповедей Климента Смолятича и Кирилла Туровского, «Моления» Да­ниила Заточника и др.

На протяжении XIX века сомнения в подлинности «Слова» высказывали многие ученые, исследователи, писатели, среди них, помимо М. Т. Каченовского, Н. П. Румянцев, О. И. Сенковский, М. О. Бодянский, И. Беликов, С. М. Строев, И. И. Да­выдов, Н. М. Катков, К. С. Аксаков и некоторые другие. Столь упорный скептицизм объясняется ещё и тем, что в XIX веке литературные подделки и мистификации были достаточно распространенным явлением. Хорошо известно насколько большое влияние па западноевропейскую и русскую литера­туру начала XIX века оказали созданные в 1760-63 годах Дж. Макферсоном романтические произведения выданные им за творчество шотландского барда Оссиана, жившего, по пре­данию, в III веке. Широкое распространение получили и лите­ратурные мистификации французского писателя Проспера Мериме. В 1825 году он издал романтические пьесы под име­нем выдуманной актрисы Клары Гасуль, а в 1827 году — сборник «Гусли», приписанный вымышленному сербскому сказителю И. Маглановичу. На основе их Пушкин в 1835 году написал цикл «Песни западных славян», считая оригинал под­линником. Только после признания самого Мериме в письме к С. А. Соболевскому стало известно, что это литературная мис­тификация. В конце XVIII — начале XIX века при усилении интереса к древнерусским памятникам в России участились случаи их подделки, принадлежащие перу А. И. Бардина и А. И. Сулакадзева. Не удивительно в этом контексте высказы­вание О. И. Сенковского о подлинности «Слова»: «... над “Словом о полку Игореве” носится в нашем уме сильное по­дозрение в мистификации: оно крепко пахнет Оссианом». Сенковский отмечает в языке «Слова» полонизмы (например, в слове «вещий» в смысле «поэтический»), галлицизмы (в час­ти употребления местоимения «свои», в выражении «кричат телеги полунощи» и др.) и выражения «неизвестные средним векам» — к таким относятся быстрая Каяла, серебряные се­дины, Сула, текущая серебряными струями; жемчужная ду­ша в храбром теле, кровавые его раны в жестоком теле, кро­вавые зори, налагание вещих перстов на живые струны, прилегание мыслит издалеча, золотые слова, смешанные со слезами «и целые дюжины этого рода понятий, совершенно неизвестные средним векам».

Новый импульс дискуссии о подлинности «Слова» прида­ло открытие памятника древнерусской литературы «Задонщина» — произведения, воспевающего победу русских над Мамаем в Куликовской битве в 1380 году. О том, когда была создана «Задонщина» — непосредственно после битвы или несколько десятилетий спустя, идут споры, но бесспорен факт, что старший из сохранившихся её списков датируется концом XV века. На несомненное сходство «Задонщины» со «Сло­вом» обратили внимание еще в середине XIX века, как только в 1852 году были обнаружены первые ее списки. Уже тогда и в России, и за рубежом появились скептические суждения. Так митрополит Евгений Болховитинов считал, что подлин­ник «Слова…» относится к XVI веку, будто оно является пере­работкой «Задонщины», а стимулом к созданию «Слова …» по­служил разгром татар. Французский ученый Луи Леже выдвинул гипотезу, что на основании «Задонщины» неизвест­ный автор мог создать «Слово о полку Игореве» в XVIII веке. В дальнейшем у этой версии появились как сторонники, так и противники. Сильным аргументом в спорах каждой из сторон выступало очевидное текстуальное сходство отдельных фраг­ментов текста этих произведений, но интерпретировалось оно по-разному. Сторонниками первичности «Задонщины» выступили А. Брюкнер, А. Мазон, Я. Фречек, А. А. Зимин, А. Данти, а подлинность «Слова» отстаивали Р. О. Якобсон, Е. Ляцкий. Д. С. Лихачев, Н. К. Гудзий, В. П. Анрианова-Перетц, А. В. Соловьев, Р. П. Дмитриева, О. В. Творогов, А. А. Горский, А. К. Югов, Б. М. Гаспаров, А. А. Зализняк.

Наиболее развернутую аргументацию в пользу версии Ле­же выдвинули в 30-е годы XX века французский ученый А. Мазон, а позже, уже в 60-е годы, отечественный историк А. А. Зимин. Если малоубедительные доказательства первичности «Задонщины», выдвинутые А. Мазоном, оказалось легко опровергнуть, то на новом этапе развития науки и текстологии аргументы А. А. Зимина вызвали широкую дискуссию в науч­ной среде. Для их опровержения потребовалось применить новые математические методы анализа текста. Суть их сводится к следующему.

У «Слова о полку Игореве» и «Задонщины» имеется пол­сотни сходных фрагментов, причем расположены они в каж­дом из произведений в разном порядке. Это дает возможность для статистического сопоставления. Ученые выстроили диа­граммы, показывающие распределение параллельных фраг­ментов по объему, исходя из двух гипотетических возможно­стей: 1) что автор «Задонщины» производил заимствования из «Слова»; 2) что автор «Слова» производил заимствования из «Задонщины». Исследование проводилось исходя из того, что на диаграммах, отражающих истинное представление о соот­ношении произведений, могут проявиться определенные зако­номерности в распределении фрагментов по объему: напри­мер, заимствования преимущественно более обширных фрагментов в одной части произведения и преимущественно коротких в другой. На диаграммах же, исходящих из лож­ного представления о соотношении произведений, закономер­ностей проявиться не может. Дело в том, что поскольку на та­ких диаграммах распределение фрагментов будет случайным (коль скоро эти диаграммы отображают порядок «заимствова­ний», не существовавший в реальности), распределение их по объему будет подчиняться математическому закону больших чисел. А это значит, что более крупные и более мелкие фраг­менты будут чередоваться в этих диаграммах относительно равномерно (не будет, к примеру, ситуации, когда идут подряд 10 крупных фрагментов, а следом 10 небольших).

Что же показала данная методика в отношении «Слова о полку Игореве» и «Задонщины»? Как отмечает А. А. Горский, её результаты сводится к таким выводам: «На диаграммах, исхо­дящих из допущения первичности “Задонщины”, закономерно­сти в распределении фрагментов не обнаружилось. Это не значило бы, что “Слово о полку Игореве” первично по отношению к “Задонщине”, если бы закономерности не проявилось и на диаграммах, исходящих из допущения первичности “Слова", — в этом случае вопрос остался бы открытым (пришлось бы кон­статировать, что автор “вторичного” произведения не варьиро­вал объем заимствований). Но на диаграммах, исходящих из первичности “Слова”, закономерность присутствует. Там на­блюдается заметное (в 2 раза и более) снижение среднего объе­ма параллелей в середине текста “Задонщины” (части 2-4 — описание битвы) по сравнению с началом (часть 1 — сборы и поход к Куликову полю) и некоторое (в 1,5-2 раза) повышение его в конце (часть 5 — описание бегства татар и торжества рус­ских). Поскольку на диаграммах, исходящих из ложного пред­ставления о соотношении произведений, закономерность проявиться не может, остается признать, что диаграммы, исходящие из допущения первичности “Слова о полку Игореве”, — “истин­ные”, именно “Слово” было источником “Задонщины”».

Как отмечает исследователь, варьирование объема заимст­вований объясняется сложностями, с которыми столкнулся ав­тор «Задонщины» при работе с текстом «Слова» из-за разли­чий в содержании задуманного им произведения и его главного источника. Наиболее существенным различием явля­ется то, что основной задачей «Задонщины» был рассказ о Ку­ликовском сражении, а в «Слове» собственно о битве (точнее, двух битвах) Игоря с половцами говорится относительно не­много (объем повествования о бое в «Задонщине» больше в 2,7 раза). В заключительной части «Задонщины» автор оказал­ся несколько в лучшем положении: была возможность при­способить описание бедствий Русской земли в «Слове» к опи­санию бедствий татар, а торжества половцев — к торжеству русских, что и повлекло некоторое увеличение объема заимст­вованных фрагментов. Завершая анализ, Горский приходит к выводу, что «наличие указанных закономерностей в распреде­лении параллельных со “Словом” фрагментов в тексте “Задонщины” — как по объему, так и по содержанию — позволя­ет отказаться от предположения о фольклорном характере свя­зи между этими произведениями: оно явно указывает на книжный характер заимствования — из списка “Слова” в письменный текст “Задонщины”». Материал с сайта //iEssay.ru

Завершающая точка в двухвековом споре сторонников и противников подлинности «Слова» была поставлена только в XXI веке, когда па новом этапе развития науки стало возмож­но провести серьезное лингвистическое исследование языка древнерусского памятника. В 2004 году известный лингвист, академик РАН, крупнейший специалист по языку берестяных грамот А. А. Зализняк опубликовал монографию, явившуюся плодом многолетних исследовании текста «Слова о полку Игореве» вышедшую вторым изданием в 2007 году. Ученый наглядно продемонстрировал, с какими сложностями должен был бы столкнуться имитатор XVIII века, решивший подде­лать текст XII века, дошедший до его современников в списке XV-XVI веков. Такому имитатору пришлось бы учесть сотни разнообразных моментов орфографического морфологиче­ского и иного характера, в том числе и ошибки, которыми обычно сопровождалось копирование древнего текста пере­писчиком, и при этом не упустить диалектные особенности характерные для древних писцов, происходивших с русского северо-запада. А. Л. Зализняк на конкретных примерах пока­зал, что это было невозможно сделать одному человеку Он привел ряд случаев отражения в «Слове» языковых явлений, характерных для русского языка в XII-XIII веках и бесследно исчезнувших задолго до XVIII века. Также А. А. Зализняк за­ново рассмотрел проблему соотношения текста «Слова» и списков «Задонщины». Он убедительно доказал, что целый ряд лингвистических параметров демонстрирует зависимость «Задонщины» от «Слова», но не наоборот (частотность союзов в различных частях текста, поновления грамматики, искажения и перетасовки ряда пассажей, естественно выглядящих в контексте «Слова» и др.).

Таким образом, А. А. Зализняк, пользуясь современными методами лингвистического анализа текста, окончательно до­казал, что гипотетический фальсификатор XVIII века для того, чтобы создать текст «Слова», должен был владеть огромным количеством точных знании, полученных наукой о языке уже в XX-XXI веках. Критически рассмотрев лингвистические ар­гументы против подлинности «Слова», выдвигавшиеся раз­личными авторами на протяжении двух веков, Зализняк при­шел к неоспоримому выводу: «версия о поддельности “Слова” исчезающе маловероятна». Таков окончательный вердикт современной науки. Книга А. А. Зализняка практически за­крывает длившуюся два столетия дискуссию о подлинности «Слова о полку Игореве». Рассмотрение лингвистической сто­роны проблемы оказалось достаточным для решающих выво­дов. Как справедливо заключает ученый, «любой новый сторонник поддельности текста памятника, какие бы литера­туроведческие или исторические соображения он ни выдви­гал, должен прежде всего объяснить, каким способом он мо­жет опровергнуть главный вывод лингвистов». Но еще в то время, когда «Слово о полку Игореве» только было от­крыто, великий русский поэт А. С. Пушкин провидчески заметил: «Подлинность самой песни доказывается духом древности, под которого невозможно подделаться». Каковы бы ни были позиции участников дискуссии о подлинности «Слова», с этим высказыванием невозможно не согласиться.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском ↑↑↑
Материал с сайта http://iEssay.ru
Предыдущее Ещё по теме: Следующее
- Мифы народов мира. Античная, древнерусская литература «Темные места» в «Слове о полку Игореве»